Все повернули головы к ней: хотимиричи верили в мудрость молодой княгини и теперь надеялись, что она заглядывает в доброе будущее. Уйдет туча черная, как и пришла. Взяли боги высокую цену, но и отплатили полной мерой…

– Хм, – один звук из уст Людомира разрушил эти ожидания. – Вот хотел бы я… слова бы твои, лебедь белая, да богам в уши. Но мнится нам, что хоть и сгинул Святослав, да не сгинула беда.

– Как же так? – Благожит воззрился на него. – Чего же еще? Князя у русов больше нет, счастья им боги не дали…

– У Ингоря осталось два брата. Они будут за сестрича мести искать.

И не успел Благожит переместить взор на Коловея – того, кому братья Ингоря должны будут мстить, – как Людомир безжалостно продолжал:

– А смерть Святославу пришла хоть и от рук древлян, да на твоей земле.

– Там уже не наша земля! – торопливо возразил Обаюн. – Вы ж сказали: на Уже! Будь на Горине…

– Обое рябое! Уж верно, смекнули русы, что не из-за Ужа к ним смерть пришла, а следом – с Горины. Кто ни есть убийца, а и с тебя, брат, тоже спросят.

Благожит нахмурился. Он еще не успел толком обрадоваться свершению мести за сына, как выходило, что вместо радости ему привезли новую беду.

– Сами боги нам путь указывают, – напористо продолжал Людомир, не давая хозяину опомниться. – Древляне свою и твою месть свершили. На твоей земле. Вы теперь с ними кровавым питием побратались. Да и я с вами – за род Дулебов встану, за чужие спины не спрячусь. Мы, волыняне, вы, дреговичи, они – древляне, все вместе мы – сила. Лучане со мной пойдут, данники мои. Только вот от бужан едва ли мы подмоги дождемся – правит ими Етон, а он сам русин. Да ведь если пошлют нам боги счастья, разобьем киевскую русь, и плеснецкая недолго продержится. Еще увидим мы, брате, как вновь род Дулебов будет един, свободен и честен!

Хотимиричи загудели, глядя на обоих князей, своего и чужого, с тревогой и надеждой. Людомир рисовал им честь и счастье, уже такие близкие. Но застывший взгляд Благожита как будто видел цену, которую придется за это счастье заплатить, и она, как гора каменная, заслоняла от него встающее солнце лучезарных упований.

– Да отчего же не пошлют? – ответил Людомиру Путислав. Его успешное сражение в лесу наполнило верой в силу и счастье своего рода. – Уже приходила к нам русь, да еле убралась! Еще придет – и вовсе не уберется! А, братья?

– Верно! Мы еще покажем! Постоим за себя! – загомонили вокруг.

– В тот раз боги сына моего взяли, – промолвил Благожит и снова взглянул на бочонок, о котором почти забыли. – А в другой раз кого возьмут? Меня самого?

– Кого боги возьмут – то надо у вещунов спрашивать, да и то – редко они такое ведают, – качнул головой Людомир. – Положись на добрую свою судьбу, брат. А чтобы была она подобрее, надо род свой укрепить посильнее! – Он слегка засмеялся, показав еще довольно хорошие крепкие зубы, и лишь глаза его оставались жесткими, как камни. – У тебя серая уточка, у меня ясный сокол. Надо нам их вместе свести, в одно гнездышко усадить. Тем и род свой укрепим потомством, и ты нового сына получишь взамен прежнего. И тогда уж будем друг за друга крепко держаться, как корни за землю-матушку! И никто нам в версту не встанет, ни един супротивник!

– Ты о том речь ведешь, чтобы деву нашу, сыновицу мою[25], за своего брата взять? – спросил Гордина.

– О том веду, – подтвердил Людомир.

– Так… дело не сладится, – живее заговорил Благожит: имея ясный совет из Невидья, здесь он не знал колебаний. – Посылали мы у мудрых старых людей спросить, как с этим делом быть, принесет ли зять благо земле нашей. И молвили чуры: созвать надо удальцов со всех родов славянских, и кто других одолеет и всех счастливее себя покажет, тому девой и владеть. Тому, стало быть, боги счастья послали землю нашу оборонить.

– Так давайте их сюда! – Людомир в нетерпении стукнул кулаком по столу. – Удальцов этих! Мы их всех за пояс разом заткнем, да, брате?

Жировит ухмыльнулся, выражая согласие.

– Больно уж вы… поспешаете… – промолвил Добычад. – Из женихов, кроме вас, только вот Унемыслович прибыл.

– А кто первым поспел, тому и невеста! Три зимы, что ли, дожидаться думаешь? Русы-то ждать не станут!

Людомир начал досадовать, даже шишка на лбу обозначилась яснее, будто грозя выпустить наружу длинный острый рог.

– Не водится так, – упрямо качнул головой Благожит. – Гонцы разосланы, надобно обождать еще. Людей и богов уважить. Боги достойного укажут…

– Да где ж найдешь родовитее нас? – Волынский князь насупился.

Будто есть на свете кто-то достойнее, чем его брат! Будто чащоба какая-то может обойти Богуславова сына!

– Мы от Дулеба род ведем! Из нашей земли, Волынской, других не будет женихов! Там поперек нас лезть охотников не водится!

– От бужан никого нет пока… – напомнил Путислав.

– Да чего вы ждете – от бужан! Там Етон сидит, муховор старый, а он – русин! Да и нет у него ни сына, ни внука, ни поскребыша какого!

– А что – Етон? Кроме него, в земле бужанской остались еще хорошие роды. Авось сыщут добрых отроков.

– Откуда там добрые отроки возьмутся, когда Етон – киевским князьям союзник и брат названый? А вы хотите его слуг себе в родню взять? – раскрасневшийся Людомир горячился все сильнее, шишка посреди лба уже казалась угрожающей. – Может, сразу себя в холопы ему отдадите?

– Я ему не холоп! – Благожит тоже начал злиться, не стерпев такого прямого поношения. – Мы с аварской войны никому дани не давали и не будем давать, пока я жив!

– Дай-ка я тебе пива налью, Богуславич. – Карислава подошла к грозному гостю с ковшом в руках и с улыбкой на румяных устах. – От спора в горле пересохло, слышу, хрипишь!

Взглянув сначала на первое, потом на второе, Людомир протянул хозяйке пустую чашу и постарался разгладить нахмуренный лоб. Видно, вспомнил, что не годится гостю вступать в перебранку, особенно с теми, в ком хочет найти союзников и родню. Хотимиричи перевели дух.

– А что, если, – наливая пива, Карислава наклонилась к Людомиру чуть ниже и негромко заговорила в ухо, – бужанские отроки не нас в Етоново стойло отведут, а землю бужанскую у Етона из рук вырвут? С такой-то родней, как мы… И как ты…

– Либо я, либо они, – сурово возразил Людомир, хотя при разговоре с Кариславой лицо его заметно смягчилось. – Невеста ведь у вас одна?

И окинул молодую княгиню таким взглядом, будто прикидывал, не сгодится ли в невесты и она. Румяное лицо ее в окружении тонкого, хитро уложенного плата тончайшего льна сияло, будто заря среди белых облаков, а серебряные колечки на очелье поблескивали и позвякивали, будто молнии небесные.

– Да у тебя и жених не один! – Карислава засмеялась. – Говорят, трое сыновей подрастают?